Гамлет
Hamlet
Либретто «Гамлета» для Амбруаза Тома, сегодня оставшегося в учебниках по истории музыки в качестве автора раритетов (кроме «Гамлета», более-менее на слуху его «Миньон» по Гёте и «Франческа да Римини» по Данте, а ведь он сочинил еще около двух десятков комических опер) писали Жюль Барбье и Мишель Карре, мастера по адаптации великих литературных текстов для оперной сцены.
Опорные точки первоисточника - отравление законного короля, явление Призрака, «мышеловка», любовь и смерть Офелии, «Быть иль не быть» – сохранены, даже могильщики обсуждают бренность бытия, хотя картинной позы с черепом Йорика для своего заглавного персонажа авторы не предусмотрели. Картинных и пафосных поз в опере на удивление немного, возможно, им противится сама природа французской мелодики, в которой Тома, многолетний профессор, а впоследствии и директор Парижской консерватории, знал толк.
Можно упрекнуть авторов в том, что они пожертвовали многослойностью шекспировской пьесы, устранив из нее политическую и этическую составляющую в виде Розенкранца и Гильденстерна, а также Фортинбраса, и философствования Горацио. Зато Офелия и Гамлет исполняют нежнейший любовный дуэт, а сцена сумасшествия и смерти Офелии по протяженности и напряженности может сравниться со знаменитой сценой Лючии ди Ламмермур.
В Мет «Гамлета» впервые играли как часть большой французской программы в конце XIX века – для Огюста Вианези, открывавшего новый театр «Фаустом», представить на американском континенте Тома было делом национальной чести. «Гамлет» звучал в очередь с «Ромео и Джульеттой» Гуно, мейерберовскими «Пророком» и «Робертом-дьяволом».
Репертуарным названием он, однако, не стал, и вновь появился на афишах Мет только в 2010 году, как часть политики Питера Гелба по прививке на нью-йоркской сцене европейской режиссуры. Спектакль Моше Ляйзера и Патриса Корье, поставленный в Большом театре Женевы в 1996-м, к этому моменту успешно объехал несколько европейских сцен, и не сулил неприятных неожиданностей. Но критика приняла его холодно, возобновления не последовало, так что запись прошедшей в кино трансляции – редкий шанс соприкоснуться с редкой партитурой на известный сюжет.
Также вас может заинтересовать
Эффект Пигмалиона
Борис Эйфман предлагает балетную интерпретацию архетипического сюжета о скульпторе, влюбившемся в своё творение